[Aravi]

У моего одиночества есть имя. Твоё имя. Когда мне грустно, когда тоска разъедает меня изнутри, когда к горлу подкатывает ком, готовый вырваться наружу слезами, - тогда в мыслях появляется твоё имя. Внезапно. Как вспышка яркого света. Твоё имя. Почему? Ведь ты – далёкая сказка, несбыточная мечта. Ты не из моего мира. Ты – сон. Всего лишь волшебный сон. Так почему же? Почему моё одиночество и ты так крепко связаны вместе? Они – единое целое. Одиночество и твоё имя.

Ночью, когда звуки дня поглощает тишина, я остаюсь одна. В моё окно врывается ветер. Он приносит ночную прохладу и звук твоего имени. И снова непонятная, сводящая с ума тоска разрывает сердце. Рвёт его на мелкие кусочки. И пустоте в груди становится тесно, она перекрывает дыхание, и боль выплёскивается наружу беззвучным плачем. И одиночество становится тяжелее оттого, что у него есть имя. Твоё имя.

А слёзы всё текут из глаз, текут солёными ручьями, вымывая боль из сердца. Вот, одна слезинка упала на ладонь, вторая заблудилась на губах, третья соскользнула в темноту… Боль проходит, остаётся шрам, который может лопнуть в любой момент. Остаётся шрам и пустота. Пустота, что с каждым потоком слёз не уходит, пусть даже на время, а наоборот, растёт. Раздувается, заполняет внутреннее пространство, сушит слёзы и сковывает мысли. Пустота. Пустота даже во взгляде. Глаза становятся стеклянными и сумасшедше равнодушными. Боль ушла. Но пустота, захватывающая душу, звенящая в воздухе пустота в тысячу раз страшнее боли. В пустоте, как в вакууме, погибают чувства, мысли, желания. Она сводит с ума…

Время течёт сквозь пальцы, не понять, сколько секунд, минут или часов пролетело. От неподвижности немеют ноги. Стоит пошевельнуться, как по телу бежит дрожь, переходящая в неприятное покалывание. Чувства будто просыпаются, и пустоту вдруг заполняет злость. Да, злость. Злость и раздражение. Это глупо! Это страшно глупо! Бессмысленно! Жутко глупо истязать себя, мучить и без того израненную душу. Глупо думать о тебе, зная, что ты – сон. Глупо разрушать себя какими-то невнятными мыслями, разбросанными желаниями и растрескавшимися мечтами. И уж несравнимо глупо – давать безликому одиночеству имя. Твоё имя.

Гнев на себя, на свою слабость, приводит в чувство. Всё встаёт на свои места, возвращается трезвость ума, приводя мысли в порядок и заливая льдом сердце. Но этот лёд так непрочен. Он тонкий и хрупкий, как стекло ёлочной игрушки. Этого льда хватит только на день. На один короткий день. Потому что ночью, когда звуки дня, как и прежде, поглотит тишина, я снова останусь одна. И ветер снова принесёт мне звук твоего имени и звонко прокричит его прямо в душу. От этого крика, от звуков, из которых состоит твоё имя, лёд, тонкий лёд, покрывающий сердце днём, треснет. Сверкающие прозрачные осколки растают и превратятся в пар от жара, пылающего в сердце. И горячее дыхание вырвется в ночь эхом твоего имени. И всё, что так измучило вчера, всё повторится заново. И боль, и слёзы, и пустота. И с каждой ночью чувства становятся острее, будто кто-то затачивает их, как лезвие ножа. И одиночество рассекает воздух, позволяя почти физически ощущать себя. И с каждой прожитой минутой чувствовать его всё больнее, оттого, что у моего одиночества есть имя. Твоё имя…